Персональный сайт - Страница воспоминаний о 17-й бригаде

Идея создания этой страницы появилась при чтении письма-заметки м-са запаса А.Лупанова, служившего в 1971-73г в бригаде. Это надо помнить ...и вспоминать. Это наша жизнь! Мы оба знали этих людей. Живы ли они...? Хотелось бы, чтобы меня поддержали в отношении заметок, своих(обязательно только своих) воспоминаний.

(именно здесь будет помещена ваша заметка, рассказ...)

Андрей Башун

Никого не хочу обидеть, все не уместятся, но всех помню...

Командир отделения гидроаккустиков(1986 - 1989). Старшина первой статьи Андрей Башун.
Служил на 48-м. Был в командировках на "шахе" и "полстатретьем".

Выражаю благодарность старшине 1 ст. командиру отделения гидроаккустиков Андрею Башун, написавшему довольно приличный рассказ - воспоминание о начале своей службы в 17-й БПК. Привожу его без каких -либо исправлений, "как есть".

Андрей написал ещё стихи о тех, уже далёких годах. Рекомендую:

Настала очередь Севастопольского Морского Экипажа быть моим домом и очередной, на этот раз последней остановкой перед моим окончательным
укоренением на сторожевом корабле разведки проекта 35, по-натовской классификации Мирка - II, с тактическим номером 48, и бортовым - 818.
Одним из восьми фрегатов 17 Бригады Кораблей Охраны Водного Района (БКОВР), базировавшейся на первой площадке на озере Донузлав, в 40 километрах от города Евпатории на территории степного Крыма.

Но это было потом, неделей позже, а пока наш поезд несся по узкой полоске суши, пролегавшей посреди такого родного мне Черного моря. А часа через четыре железная гусеница, проехав неземные белые скалы и кратеры Инкермана и Черную Речку с ее зловещими остовами непреданных земле полу-затопленных кораблей, начала свой спуск к железнодорожному вокзалу города русской морской славы Севастополя.
Всю дорогу до и после (дня три) я помню мы питались так называемым сухим пайком, и пили воду из консервных банок, так как из вагонов нас не выпускали. Поэтому выйти на перрон в этот, пусть даже зимний уже крымский воздух, густой от смеси десятков непривычных запахов, было
истинным наслаждением. Я влюбился в этот город с первого взгляда. Так очень редко бывает. Наверное вначале свою роль сыграло мое тесно
связанное с Крымом детство. Было что-то родное в тех же магнолиях, тех же запахах и цветовых сочетаниях белого камня с синим морем. И все же
как только мы сошли на перрон, я понял что при всей привычности что-то было не так. Что именно это было, меня осенило позже - было холодно.
Это шло вразрез с моей идиллической картиной из детства. Был конец ноября. Помню во мне потом еще много дней боролось это единство противоположностей, требуя своего признания и осмысления. Я же ведь не представлял, что в этой чудесной жемчужно-лазурной стране Крым из моего детства может быть даже сколько-нибыдь прохладно. Сравниться с этим потрясением могло, только разве что другое, немного более позднее - снег в Севастополе. До сих пор помню, прочитанные в газете <<Флаг Родины>> стихи, на мой взгляд невитеевато, но верно передающие эту атмосферу:

"В Севастополе снег. Он всего лишь проездом сюда,
Он исправит назавтра свой географический промах".
А покуда тролейбусы, белые словно суда,
Осторожны на спусках и так тяжелы на подемах.

Завтра будет тепло, и Артбухту укутает пар,
И лопатами дворники будут работать прилежно.
А покуда - зима, и в сугробах Приморский Бульвар,
И Большая Морская становится зимней и снежной.

Это позже уже довольно обыденно стал восприниматься в Крыму я, мерзнущий на вахте у трапа на сумасшедшем донузлавском ветру,
вспарывающем овчинный тулуп, шерстяную шинель, голандку формы номер три, плюшевую зимнюю фланку и теплый тельник. Не удивлялся я больше зимними ночами, среди наших фрегатов, стоявших лагом к пирсам, а потом и борт о борт друг к другу (так как пирсов было всего два и всем чинно швартоваться места не хватало) в замерзшей бухте первой площадки, подставляя сколоченную нами деревянную платформочку под ноги, чтобы прогары или туфли не примерзали к ледяному железу палубы. Я помню эти ночи на вахте у трапа в Донузлаве. Смешно, но даже теперь, когда я вспоминаю их, мне становиться холодно. А вообще, если вдуматься, вахтенный на трапе зимой со всем этим лунным антуражем, это было зрелище достойное пера Стивена Кинга или камеры Альфреда Хичкока.

Остановимся вначале на описании фона.
Иссиня-черная февральская ночь окружала затерянную в степи бухту, где у пологого подема к равнине от моря на воде болтались три плавучих пантонных пирса (один из которых был гражданским, и нашей бригаде не принадлежал) с пришвартованными к ним восьмью кораблями. Одиноко подставляли себя ветрам магазин, штаб и <<рубка дежурного>> нашей бригады (рубка эта была обычным домиком из ракушечника, обмазанным белой штукатуркой. О рубке пойдет позднее особый разговор). Штаб представлял собой одноэтажное длинное здание казарменного типа, и почти всегда был пуст.

Ближайший поселок Новоозерный и вторая площадка находились на расстоянии как минимум трех километров, за холмами, где их огни были не видны. У двух пирсов, к борту борт, покачивались сверкавшие лампочками редких стояночных огней СКРы, скрипели оледеневшие швартовочные тросы и огромные резиновые кранцы, выл шаленый степной ветер, разрывая свое тело в открытых проемах ГКП (главных командных пунктов), на больших и малых рострах и мачтах. Не было, и не могло быть, казалось, ничего живого вокруг. Но на каждом корабле, в этом жутком почти арктическом дуборе и темноте, под большим фонарем у сходней стоял космонавт. То, как выглядит вахтенный у трапа зимой на флоте стоит того, чтобы об этом написать.

Вообще-то зимой матросам полагается быть одетыми либо по форме 5(шапка-ушанка, шинель, форма номер три под шинелью, ремень и туфли), либо по форме 6 (от предыдущей отличается лишь опущенными ушами). Но ведь всем известно, что корабельный устав не нянька, и когда очень прижмет, нужно искать выход. А (см. описание Фона выше) жало очень. И так мы обычно надевали, кроме всего вышеперечисленного: зимнюю фланку, спортивный костюм (это в общем даже не надеясь, что он спасет от холода, а из желания (помня прошлую вахту) надеть все что надеть было можно. Так, на всякий случай.), спортивную шапочку (иногда даже Балаклаву). Все это увенчивалось тулупом. Его надевали непосредственно на месте, то есть перед самим трапом, и поверх всего того, что я до сих пор перечислил. Это не ритуал, не традиция, просто тулуп весил киллограм 15-20. Надеть его самостоятельно той неваляшке, в которую к сему моменту превращался бедолага вахтенный у трапа было не возможно, поэтому ему обычно помогал рассыльный (кто это такой - история отдельная, которая еще дождется своего часа). Делалось это в два приема. Вначале рассыльный заносил тулуп за одеваемого блюстителя трапа, который в свою очередь подставлял руки под поданные рукава. После чего бедняга карась-рассыльный совершал упражнение по поднятию тежести в виде тулупа, и когда последний оказывался на плечах вахтенного, начинался второй этап одевания - обворачивание вахтенного полами, и застегивание тулупа ремнем, длина которого к этому моменту была соответственно отрегулирована до величины вдвое, а порой и втрое превышавшей реальный обем талии вахтенного без тулупа. Затем наступала очередь рукавиц а ля Валера Чкалов. Примерно тот же фасон. Но и это еще не все.

Зачем вообще нужен вахтенный у трапа? Отнють не для того чтобы на него зимой надевали тулуп. Вахтенный у трапа там на нем нас всех охраняет.
Всех нас на корабле, посредством охраны единственного на него входа - трапа. Для того, чтобы что-то охранять, военного человека обычно наделяют оружием. Ну так положено. Вахтенный у трапа не исключение, поэтому у него тоже должно быть оружие. Но так как к этому моменту самостоятельно он уже может совершать только круговые движения торсом (вроде тех, что обычно очень популярны среди исполнительниц частушек и народного фольклора), автомат на плечи и штык-нож на ремень ему уже надевает тот же неугомонный рассыльный. Готово. Осталась повязка вахтенной службы на рукав, и все. Иногда, и почти всегда эта повязка на рукав этой кингконговской руки уже не налазила, и ее клали в специальную тумбу, где вахтенный должен был отмечать поднявшихcя на корабль и сошедших с него офицеров. За безопасность корабля со стороны трапа можно было теперь не беспокоиться. Одновременно, впрочем, можно было не беспокоиться и за безопасность наших врагов, так как покусись они на нашу военно-морскую честь, стрелять из автомата вахтенный на трапе будет способен разве только с помощью все того же рассыльного, ну или кого другого, проходящего мимо и таки достаточно любезного, чтобы нажать для вахтенного на спусковой крючок.

Приехали за нами в экипаж действительно быстро. Это был долговязый тощий, похожий на Дон Кихота мичман, старшина команды штурманских радиометристов (или в просторечии <<царпистов>>) СКР 48, по фамилии Десятников.
На корабль, в бригаду мы ехали на рейсовом автобусе. До места добрались часов в десять. Тут выясниось, что корабль к которому меня приписали стоит на ремонте в Севморзаводе в Севастополе. Переночевали в штабе, и на утро мы с Десятниковым поехали обратно в Севастополь, намой корабль.

На галс последний, брат, ложимся мы с тобой
и каждым будет он по-свойму измеряться -
кому-то в трудных буднях службы боевой,
ну а кому - четыре раза постираться.

Ты помнишь все, товарищ боевой -
Шторма, Босфор, бачки посудомойки.
Ты помнишь как бежали мы с тобой
К знакомой двери в корридор надстройки.

Король трюмов, владелец всех богатств
привычно закрывал заветный клапан,
и в мыле ждали мы, когда нам воду даст
дежурный трюмный - наш приемный папа.

Провизионщика мы за грудки трясем,
мы часто ссоримся с румыном и рогатым,
но вот электрику прощаем все -
не долго в холоде ты проживешь, куда там..

Наш рулевой, да не покинет нас -
все мели чисто мы пройдем, ты не волнуйся -
он заведет часы, нам дорог каждый час,
и держит наш компас на верном курсе.

Пусть ни в кого мы не хотим стрелять,
и вряд ли ты из ЗИФа что-то выбьешь,
но если кто-то нам посмеет угрожать,
ты шумом, комендор, всех на уши поднимешь.

Все лодки в ил ушли, как щука в камыши -
ждут, караулят нас, но ничего не выйдет -
давай, аккустик пеленг и не мельтеши -
румын все знает, и румын все видит.

Я в ближнем поиске, меня не обмануть -
любую цель я точно в цвете слышу.
наш путь открыт, домой свободен путь,
шум волн у берегов я на экране вижу .

Радист, не дрейфь - я потонуть не дам.
На базу передай мои координаты.
Пусть ДМБовский поезд приготовят нам,
и коньяка пусть нам нальют - мы не солдаты.

На галс последний, брат, ложимся мы с тобой
и каждым будет он по-свойму измеряться -
кому-то в трудных буднях службы боевой,
ну а кому - четыре раза постираться.
Andreiy Bashun
25.05.2011г.

Кто запомнился:

Михаил Белов; Александр Котяхов; Анатолий Петров; каплей Рекеда;
Сергей Настенко; Утеген Муртазин; Петр Дьяченко; Гена Рынгель; Стас
Чернышенко; Сергей Рудасев; Валера Панов; Сергей Соловьев; Игорь
Десятников; Виталий Савкин; Боря Берин; Коля Вельк; Сергей Турейский;
Гурам Давитадзе; Дима Круглов; мичман Бабенко; каплей Баранов; Сергей
Веревка...

Рассказ второй.

Еще один эпизод. Имя тогдашнего кэпа я опущу по понятным причинам.

История Первая. Лето. Возвращение в Севастополь накануне Дня Военно-Морского Флота после трехмесячного дежурства "в точке КПЛД". Вначале - о процедуре отшвартовывания в целом. Перед заходом в базу, командир корабля запрашивает у дежурного по рейду разрешение (или по-морскому <<добро>>) на вход в базу. Дежурный по рейду определяет время захода и место швартовки. Швартовые команды выстраиваются на баке, шкафуте и юте. Корабль затем подходит к тому самому, предварительно определенному месту у пирса, и либо разворачивается боком и швартуется лагом, либо задом и швартуется кормой.
У нас всегда было несколько по-другому. Наш тогдашний кэп, капитан третьего ранга очень любил три вещи - порядок, женщин и выпить. По офицерским меркам он был годком. Поэтому, и по канонам офицерским он, видимо для себя совершенно естественно, считал унизительным испрашивать разрешения другого мужчины прежде чем навестить свою женщину. То есть требование устава запрашивать у дежурного по рейду добро на вход и место для швартовки его унижало категорически. Кэп заходил без добра, швартовался там, где было ближе к своей возлюбленной и, отшвартовавшись, вызывал по рации дежурного по рейду и сообщал тому где именно он решил обосноваться. Так было и на этот раз. В полночь наступавшего последнего воскресенья жаркого и славного месяца июля.

Швартовка кормой, наверное самая сложная с точки зрения управления кораблем. Двигатель отрабатывает назад. На пирсе выстраивается
швартовочная команда, присланная как правило с соседнего корабля. С расстояния досягаемости кто-нибудь из <<ютовых>> должен метнуть
бросательный и привязанный к нему проводник. Так называется комбинация свинцовой болванки весом около пол-кило, заключенной в плетеную сетку из пеньки и привязанной к ней тонкой веревки. Бросательный летит прямо в швартовых, и их задача не подставиться и, быстро поймав проводник, начать его вытягивать, добираясь в конце концов до основного швартовочного каната (конца). Выбрав его, петлю набрасывают на швартовочный кнехт, и здесь работа швартовочной команды заканчивается, и усиливается суета на юте и баке.
На баке травят цепь, брошенного предварительно якоря, на юте выбирают остатки швартовочных концов и корабль начинает оттягиваться и становится как-бы на растяжках. Здесь мы - все в белом - появляемся с трапом, несем его, стараясь не задеть орущего кэпа, горящего на юте в сексуальном нетерпени и гражданке. Потом приходит штурманенок с флагом, чтобы водрузить его на флагштоке, бегут электрики с толстыми черными высоковольтными проводами и заводят их на пирс, подключая к береговой системе питания. Потом глушатся дизель и дэгэшка (так зовется бортовой дизель-генератор), и наступает ТИШИНА. И можно пойти в душ и умыться ПРЕСНОЙ водой, и можно (невероятно) ею же постираться. И одежда будет чистой, без белых вкраплений и полос невыполосканного мыла. И все вокруг отмоется от вековой соли и гари дизелей. А глубокой южной июльской ночью в волшебном, рдеющем огнями приморском городе пребудет ночной КАРТАФАН. И вода теплого, такого загадочного моря будет плескаться у наших ног, будут переливаться огнями маяки мыса Хрустальный, будет тихо-тихо и хорошо-хорошо... И мы уйдем спать в свои носовые и кормовые кубрики уже под утро. И долго еще я буду глядеть в открытый люмик (иллюминатор) у своей койки рядом с повешенной на переборке нашим прежним, спившимся замполитоми информагитки с указанием колличества произведенных СССР в Х пятилетке яиц, мяса и кто его знает чего еще, и наслаждаться, обкумаренный этой ночью и этим городом, и этим морем. И не важно, что в 07:00 мы уже должны снова сниматься со швартовых и в 09:00 стоять в точке. Не важно. Сейчас хорошо.
Пусть мне снятся мои корабельные сны, Пусть укажет мне час смена вахтенных по батопорту, И маяк Корабельной ночной стороныПодмигнет моему, проходящему борту. Пусть на Клепальной ярче зажгут фонари - Может быть я тогда разгляжу их отсюда И увижу, как баржи на рейде легли В ожиданьи прохода, хрипя от простуды. Видимо в ту ночь перед Грандиозным Празднованием дня ВМФ, было исключительно хорошо и нашему кэпу. Кэп в оттянутом состоянии взобрался на трап в 07:30, и свалился у себя в каюте. Блаженный сон пахнущей мылом и тушенкой, кайфующей в базе после муки трехмесячных <<морей>> команды СКР-48 был нарушен в 08:15 сигналом боевой тревоги. Кэп забыл, что отпустил всех офицеров и мичманов на берег,и, будучи в ту ночь еще и старшим по кораблю, проспал. Офицеры, вернувшись, проспали тоже.
Кэп очень любил порядок, и не любил опаздывать. Первое, что он сделал, когда встал с койки было отнють не облачение в брюки - этого он как раз-таки и не сделал - а подъем на ГКП. Затем последовала отдача сигнала боевой тревоги, и после дрожащая, но мужественная рука морского волка страны советов легла на ручку телеграфа и толкнула ее до отказа туда, где черными буквами по радиусу белого круга было выведено <<Полный Вперед>>. И репитер телеграфа в ПЭЖе (пост энергоживучести), это чудо советской оборонной инженерной мысли честно отработал команду, слово в слово передав ее осоловевшим спросонья маслатым. Те, не понимая не то чтобы того что происходит, а собственно и кто они такие вообще, не имея возможности с их боевого поста, находящегося в трюме или около того, видеть белый свет, твердо помнили однако одно - присяга дана, и команды нужно выполнять. Через минуту еще теплый, и потому не требующий разогрева дизель выдавал мощность всех своих 850 оборотов в минуту, достаточную, чтобы разогнать наш флагман до максимальных 32 узлов. Вот только одного маслатые ни видеть из своего трюма, ни осознавать после полу-бессонной и напряженной бытом ночи не могли - того, как они поспешили.
Зато это очень хорошо поняли рогатые и мы, аккустики, когда все вместе встретились на юте для забора трапа и отдачи концов. В дыму и копати надрывавшихся дизелей, наш корабль совершал мастурбирование то отходя от стенки, то возвращаясь к ней назад, влекомый вспять все еще заведенными на кнехты пирса толстенными швартовочными концами. Маслатые в растерянности стояли у трапа с разводными ключами в руках и открытыми ртами, не решаясь ступить на трап, дрейфующий в пространстве то сужающегося, то увеличивающегося проема между кормой и стенкой, над клокочущей, взбиваемой всеми 12000 лошадиными силами обоих наших дизелей водной бездной. Подойдя к краю юта и ухватившись за крепежный конец, державший сходню, я на мгновение взглянул вниз и испытал чувство, подобное тому, что я испытывал, наблюдая сражение Шерлока Холмса и Доктора Мариарти у всем памятной бездны Рейхенбахского водопада.
Тяжелее была судьба у швартовых, коими были выбраны два борзых карася из румын. Им таки ну просто неизбежно нужно было оказаться на пирсе, чтобы освободить нашего разъяренного Арго. Кэп был, похоже, того же мнения.
"Ебана Маруся, на юте, б..ть, где эти ебланы...?, отдать концы, б..ть, отдаааать!!!".
Караси дождались очередного сужения Рейхенбахской бездны и были на стенке
в следующие две секунды. И только уже потом, отдав собственно все что требовалось, они поняли, что запрыгнуть назад у них нет никаких шансов. После, вылавливая со своими подчиненными из кильватера, наполовину завернутую в штопор, сходню; сквозь искры отрывавшихся от креплений тумбы берегового питания 380-ти вольтных проводов, дым и гарь дизельных выхлопов ямельком увидел лица этих двух пацанов, которые стояли на безлюдном пирсе совершенно им чужого и незнакомого города ранним серым утром, и смотрели вслед стремительно удаляющемуся от них их, может быть и не такому желанному, но для них тогда единственному на земле дому.
Кэп не помог их страданиям, когда дунул в тифон и по мегафону на всю Куриную бухту провозгласил: "Уё..вай ! Уё..вай я сказал !". Не представляю, что испытали тогда эти караси, о какой флотской солидарности и взаимовыручке они подумали, но кэп через секунды добавил: "Уё..вай на Полстатретий". Он видимо связался с другим кораблем нашей бригады, стоявшим рядом и попросил их кэпа приютить бедняг. Уже развернувшись лагом к стенке, мы видели две одинокие фигурки, понуро плетущиеся на Полстатретий.
Вообще здесь стоит добавить про мегафон. То есть не про мегафон как таковой, а про мегафон в руках морского офицера в людном южном портовом городе. Это - страшная сила. О ней я еще вспомню, когда буду рассказывать об одном из наших старпомов по кличке Безмозгов. Итак, мы теперь были на пути в точку. Уже совсем рассвело и яркое южное солнце озаряло готовый к празднеству Севастополь. И командующий начал торжественное приветствие. Здесь нужно наверное рассказать что же такое для Севастополя День Военно Морского Флота. Если коротко, то по значимости и размаху подготовки это с родни Первому Мая, 7 Ноября, Дню Победы и Новому Году вместе взятым. Просто всех этих праздников, живя в городе можно и не заметить, а вот День Флота в Севастополе незаметить нельзя.
Все моряки надевают форму "раз" и становятся похожими на нечто эфирное, сошедшее сюда на время. Десятки крупных и мелких судов, включая субмарины выстраиваются на бочках и якорях по форватеру Севастопольской бухты, поднимают пестрые флаги расцвечивания, строят свои команды в полном составе, то есть всех вот этих вот бело-эфирных. Звучит какой-нибудь торжественный марш, и командующий флотом со своей свитой весь в белом на парадном катере начинает приветственный объезд кораблей флота и приветствие их экипажей. Так начался День Флота и в этот раз. С маленьким дополнением - по другую сторону корабельного строя, в направлении, противоположномкомандующему, вылетал из бухты, опаздывая на защиту берегов нашей великой родины сторожевой корабль третьего ранга СКР-48. И так как трубы для выхлопа дизельной гари у нас располагались не сверху, на палубе, а сбоку, на бортах, наш проход добавил во всю эту красоту еще и элемент интриги метания дымовой шашки, сопровождаемый волной, поднятой нашим просоленным всеми водами форштевнем. А на ГКП, гордо глядя узкими с перепоя и слезящимися от напряжения концентрации и встречного ветра глазами, все еще не желая отпускать рычаг телеграфа, прибитого могучей командирской рукой к отметке "Полный Вперед", стоял наш кэп, одетый в парадный китель на голое тело, и (как сейчас помню) черные в красные и желтые цветочки семейные трусы.
В точку мы пришли на пол-часа позже. Первое, что сделал кэп по приходу - радировал дежурному в базу буквально следующее: "Какого х...я мне никто не отвечает, я тут уже пол-часа вас, б...ть запрашиваю...?" И снова начались суровые флотские будни.
Andreiy Bashun
28.05.2011г.
Стихи.
Гитара не дышит, легли под утро,
И глотки трясет озноб.
С звонком тревоги кто-то спутал
Последний свой школьный звонок.
Еще минута - не ты как будто,
и между звонками - век.
Надел прогары, едва не спутав,
И молча нырнул в отсек.
Задраен плотно иллюминатор -
барашки как строй солдат
присел куда-то - бежать не надо,
секунде покоя рад.
Крик карася - двое на шпиль,
Море не любит ждать.
Сколько их миль, соленых миль
В сутках не сосчитать.
Мне каждый час этой ночи дорог,
хоть я до костей продрог.
Живей на баке, на клюзе - сорок,
И боцман почти что бог.
И вот жилеты надев друг другу,
Подняли воротники,
И сигарета пошла по кругу -
Погреемся, корешки.
Холодный ветер вспорол шинели,
И - ветер туда, где тепло.
Но вздохи дизеля нас согрели,
Их вовремя принесло.
Мы вышли к бонам соленым утром,
Рассвет провалился в туман.
Мы не на лайнере по каютам,
Где каждый себе капитан

Крик карася - двое на шпиль,
Море не любит ждать.
Сколько их миль, соленых миль
До дома не нам считать.

Пусть мне снятся мои корабельные сны,
Пусть укажет мне час смена вахтенных по батопорту,
И маяк Корабельной ночной стороны
Подмигнет моему, проходящему борту.
Пусть на Клёпальной ярче зажгут фонари -
Может быть я тогда разгляжу их отсюда
И увижу, как баржи на рейде легли
В ожиданьи прохода, хрипя от простуды.

Сегодня снова подойдем к знакомым бонам,
Сегодня, знаю, нам опять не повезет -
Какой-то танкер снова втиснув свои тонны,
Нас оттолкнув, зараза, первым в створ войдет.
А нас вчера еще так нежно провожал Босфор,
Все восемь баллов нам на память дал и свой простор
Он очень щедрый парень, ветра нам не пожалел,
Но мы не парусник и дизель наш с тоской хрипел

Теперь еще мы крейсер ждем на рейде -
У "Славы" больше прав на отдых, чем у нас.
Ну ладно, подождем, чуть позже в базу въедем -
Какя разница, мы рады видеть вас

Знакомый белый равелин и бухта Графская,
Огни Куриной, магазин. Эх мне б здесь век стоять.
Кильватер наш нам прочертил последний поворот.
Мы здесь успеем отдохнуть, смыть брызг соленый пот.

Andreiy Bashun
28.05.2011
г.

Евгений Вербицкий

Здравствуте Валерий!
Спасибо, что зашли в гости. Благодаря вам нашел своего командира скр 53 Долгова Александра. Его командирский взгляд я до сих пор помню. Махнут спиртика с командиром скр 117 Бабковым и давай шашками махать, не очень нам морякам нравились их соревнования, посроение экипажей в выходные, особенно после большой приборки, когда экипаж парится.

с уважением ком отделения БЧ 3 ст. 1 ст. Евгений Вербицкий

Спасибо Женя. Буду всегда тебе рад. О Саше Долгове - мой друг, мы с Озёрного дружим. У меня в друзьях Лариса и Саша. Живут в Астрахани. Саша пошёл 1-й раз "мастером", ходил чифом. Про Бобкова - умер 3г назад в Феодосии. Сложная судьба...моря, зона...водка...
Короче, лихой был мужчина. У меня в друзьях его дочь - Катя Доматевич.Тоже с Юркой Б. дружили, и службу вместе заканчивали в Черноморске. Снимки пришли - может отдельных матросов и не надо, а вот где СКР и групповые нужны.

матрос запаса Александр Лупанов

Вчера весь день вспоминал, насилу вспомнил фамилию командира СКР-115 в те годы. Шустик. Когда я прибыл на его корабль после учебки (конец апреля 1971) он был еще капитан-летенант. Через месяца три, когда корабль стоял в заводе, он стал капитаном третьего ранга. Фамилии других офицеров этого корабля не вспомню, хоть убей.
Хотя грех, что забыл фамилию командира БЧ-3.

Помню, стоял рабочим по камбузу (еще только шестой месяц на корабле).
Как-то высунулся в коридор, прислушивался к откуда-то доносившейся музыке популярной тогда группы "Скальды".
Проходит мимо этот самый командир БЧ-3, молодой лейтенант.

"Да" - отвечаю. Между прочим, сомневаюсь, что он меня знал по фамилии.
И вот он с добродушной улыбкой говорит, а не хочу ли я пойти в кино "Самозванец с гитарой", где "Скальды" участвуют. Признаться, я оторопел, настолько не ожидал такого расположения.
"Когда?".
"Да вот вахту сдашь, и пойдем".
"Так сегодня будний день... А старшина, а начальник РТС?".
"Моя забота. Так хочешь?"
Естественно, я хотел.
И вот вечером, уже темнело, пошли мы вдвоем в кино. Помню, кинотеатр был где в районе Малахова кургана. Как раз недалеко от завода (не помню как назывался, в такой маленькой бухте, почти напротив Арсенала).
Вот такие были офицеры. Есть ли такие сейчас?

Командиром на "Бедовом" был капитан третьего ранга Евгений Степанов. Ох, попортили мы друг другу нервов. Вообще, я не припомню, чтобы он когда-нибудь улыбался.
Командиром БЧ-4/РТС был старший лейтенант Макаров. Выпускник, кстати, училища Макарова. Командиром БЧ-3 был старший лейтенант Лебедев. Их фото есть на моем сайте. Командира БЧ-5 хорошо представляю в лицо, но фамилии тоже не помню. Но есть у меня товарищ, старший матрос Резниченко, мы с ним редко, но перезваниваемся. Он как раз из БЧ-5. Поспрашиваю его.
Также хорошо помню в лицо командира БЧ-1, но тоже только в лицо.
Командиром бригады был капитан первого ранга Белоусов.
Начальником штаба бригады - капитан третьего ранга Перцев. Не знаю как на офицеров, но на матросов и старшин наводил страх.
Когда узнавали, что будет Перцев, все напрягались.

Еще бы я не помнил прозвище Степанова! В подписи к моей фотографии с ним (ведет огонь из Калашникова, Средиземное море) я не преминул назвать его Папа.

Как-то слонялся по кубрику, подошел к стенду с какой-то идеологической информацией, прочитал себе под нос из статейки газеты, "Флаг Родины", что ли :

"Мирно спят на своих койках матросы. Но стоит произнести "Тревога", как они соскочат на палубу и рванутся по своим боевым постам...",

ну, и так далее в этом духе. Двое-трое хохотнули над выспренним тоном статьи, а один сказал: "Не-не, не так надо было, а вот "Мирно спят на своих койках матросы после сигнала "Подъем". Но стоит произнести шепотом "Папа", как они соскочат с коек и ломанутся к тамбуру трапа, к люку на верхнюю палубу..."

Имею в виду вертикальный трап в носовом кубрике. Довольно высокий трап. А сразу под ним, кстати, люк в провизионку, и трап тоже не короткий. Однажды кто-то пролетел по всей высоте обоих трапов и остался цел. Все-таки как-то цеплялся по мере продвижения вниз.

Видел фото СКРа 159А проекта на Яндекс-фото, где в первый раз увидел, как у него выглядит борт, окрашенный наполовину в черный цвет. И я сразу прочувствовал (понимал-то я и сорок лет назад), почему так стали красить.
Спасибо, что оценил рассказ. Его можно еще чуть-чуть доработать.

Матрос запаса Дмитрий Грязнов

С черноморским приветом! Служил в 17-ой бригаде с 86 по 88 год после Пинской учебки. Кто служил в БЧ-4 РТС особый привет! Служил радиотелеграфистом ЗАС на СКР 6, 13, 48, 53, 117.

Помню наш новый торпедолов. Помню кап.-лей. Макаркина, Белова, мич. Щербинина, Антонова и многих моряков с кем делил сухари и соленую капусту. Припоминаю ночные вахты, боевые дежурства в точках КПЛД, док в Севастополе, тревоги, штормы и редкие увольнения на берег. Всем здоровья и удачи! 7 футов под килем!!!

Те кто служил в 17-й - помнят...

Главная

Страница, где будут опубликованы рассказы очевидцев событий тех давних дней.

Все, кто помнит офицеров, мичманов и матросов плавсостава 17-й БПК Крымской ВМБ КЧФ - большая просьба к Вам:

- братья напишите маленький рассказ, заметку, личное воспоминание... Пришлите мне на адрес . Обещаю без изменения поместить Ваш бесценный опыт на сайт.

Андрей Башун

Евгений Вербицкий

матрос запаса Александр Лупанов

Матрос запаса Дмитрий Грязнов

		Пятница, 19.04.2024
	Мой сайт